Книги по аквариумистике

Карась.— Carasius vulgaris Nordm. (рис. 7.112)

Наружность карася настолько известна, что описывать ее нет никакой надобности. Скажем только, что караси делятся на серебряных и золотых, причем форма тела первых бывает всегда продолговатее, а последних — толще и кругловатее.

Что касается до его распространения, то он распространен по всей России и нет, кажется, речки, нет пруда и даже болотной лужи, как бы они скверны и грязны ни были, где бы карась не водился. Вообще эта рыба самая неприхотливая и может жить в таких испорченных водах, где положительно не в состоянии существовать никакое другое живое существо, и даже, странно сказать, чем хуже бывает эта вода, чем грязнее, тем многочисленнее в ней караси и тем быстрее они в ней развиваются. Тина и няша — элементы карася, без которых ему и жизнь не в жизнь. Зарывшись в эту жидкую грязь до половины и выставив оттуда один лишь хвост, копается он в ней по целым дням и только к ночи, а в ясные жаркие дни иногда и в полдень, покидает свою гущу и отправляется к берегам полакомиться молодыми побегами растений, в особенности камыша.

Лакомленье это обозначается обычно тем характерным чмоканьем, которое бывает слышно иногда на очень дальнем расстоянии. Затем, налакомившись и нагулявшись вдоволь, с первыми лучами солнца он удаляется снова вглубь и остается там опять до ночи. Так проводит жизнь свою карась в теплое время года. К зиме же. под влиянием холода, он забирается в самые глубокие ямы, а в мелких промерзающих прудах и озерах зарывается совсем в няшу, погружаясь в нее все глубже и глубже по мере утолщения слоя льда. Однако, несмотря и на эту предосторожность, в суровые бесснежные зимы он часто делается жертвой мороза.

Нерест карася начинается у нас в середине мая, а на севере — не ранее июня.

Вообще для начала нереста карася или, лучше сказать, созревания его икры требуется температура воды не менее +13—14° Р.

По приближении этого времени карась собирается в многочисленные стаи и идет к берегам, в камыши и тростники, где и производит процесс метания икры. Если же по берегам камышей нет, а растет ненавистная для него осока, то он играет во мху и на него же выпускает и свою мелкую икру. Нерест карася непродолжителен и самое большее длится утра два.

Икра его желтоватая, мелкая, как маковые зернышки, и весьма многочисленная. Обладая одинаковым с водой удельным весом, она может держаться на всякой глубине, но большей частью или прикрепляется к подводным растениям, или же плавает кучками в виде клочьев шерсти на поверхности.

Мальки карася для вывода из икринки требуют от 9 до 10 дней при температуре воды в +12° по Р.; при более же высокой, вероятно, выводятся скорее. В такой срок, по крайней мере, выводилась у меня карасиная икра, взятая на растениях из пруда и помещенная в банки с водой вышеупомянутой температуры.

Из карасей для аквариума с чистой мытищинской водой годны лишь самые маленькие, так как большие, не находя в нем ни ила, ни тины, быстро худеют, болеют и под конец умирают. Впрочем, нет правил без исключения, и у меня прожили целую зиму два карася, вершка по три каждый, и хотя, правда, сильно похудели, но все время были веселы и чувствовали себя вполне хорошо.

Караси эти были единственные из больших, которые прижились у меня в аквариуме; остальные обычно погибали через месяц или два, сделавшись худыми как скелеты и до того потеряв силы, что уже не могли больше двигать плавниками, а плавали, переваливаясь с боку на бок, при помощи одного хвоста.

Что касается маленьких карасиков, то в аквариуме они уживаются довольно легко и требуют только обильного корма, да не совсем светлой воды, т.е. такой воды, в которой было бы очень много инфузорий. Маленькие карасики эти очень забавны, в особенности во время кормления их мотылем. Не будучи в состоянии проглотить целого мотыля, они втягивают в себя лишь половину его, а остальная половина торчит изо рта и придает им такой вид, как будто они курят. И вот носятся они с этими красными сигарками по аквариуму, стараясь всячески уклониться от погони за ними больших, старающихся у них вырвать их драгоценную добычу, и храбро выдерживают все их натиски, пока, забившись наконец в какой-нибудь уголок, не дососут свой лакомый кусочек.

Единственный случай размножения в аквариуме произошел у московского любителя д-ра Н. П. Виноградова. Поймав в Елоховском пруду несколько крошечных карасиков, он поместил их к себе в аквариум и в продолжение нескольких лет растил. И вот эти-то караси, достигнув 1¹/₂ вершка роста, и принесли приплод.

Нерест произошел ранней весной в половине апреля. Караси начали сильно волноваться. Самцы гоняли самку, держась по бокам близ хвоста и стараясь запутать ее в растениях и прижать к гроту. Результатом таких преследований появилась на ричии и валлиснерии масса довольно крупных икринок. Выбрав икру вместе с растениями, на которых она находилась, В. поместил ее в сосуд близ окна на солнечной стороне и через 4 дня появились мальки с довольно большим желточным пузырем. Все они вместе висели неподвижно у поверхности воды хвостом книзу; некоторые поместились в таком положении под листьями валлиснерии. Дня через 3 молодь начала плавать, а через неделю желточный пузырь исчез и мальки принялись охотиться за живой пищей.

Кроме наших московских карасей в продаже изредка попадаются еще два подвида карасей: так называемый подрыйка, или подройка, привозимый из Ярославской губернии, и немецкие привозные. Первая разновидность — это крошечные серебряные карасики, никогда не достигающие более двух вершков длины, — вид чрезвычайно удобный, как мне кажется, для разведения в аквариуме; а вторая — нечто вроде помеси карася с карпом, так называемого карпокарася. Последние караси, кроме своей формы тела, которая у них продолговатее, чем у нашего карася, отличаются от него также еще цветом, который у них как-то темней и отливает в цвет флорентийской бронзы. Наконец, попадаются еще караси, происшедшие от помеси карася с золотой рыбкой. Караси эти окрашены в замечательно красивый красновато-золотой цвет. Такие особи были, напр., выставлены на Берлинской рыболовной выставке Эккард-Люббинхеном.

Горчак. — Rhodeus amarus Ag. (рис. 7.113—7.115)

Маленькая, никогда не достигающая более 3-х дюймов рыбка, водящаяся во всей Западной Европе, а у нас большей частью в Польше и на Волыни. Впрочем, распространение ее не имеет резко очерченных границ и зависит, главным образом, от присутствия в водах моллюсков Unio и Anodonta, в двустворчатые раковины которых самка горчака, как мы увидим далее, имеет обыкновение класть свою икру.

Воды горчак любит тихие, неглубокие. На быстрине не может держаться по самому складу своего тела. Попадается большей частью в реках и озерах; в прудах очень редко, так как там встречаются реже и вышеназванные моллюски. Грунт предпочитает песчаный. Растения, растущие в тех водах, где он живет, большей частью куга, горошина (Potomageton) и кувшинка (Nymphea или Nuphar). Питается преимущественно нитчаткой, водорослями (диатомеями), от которых, вероятно, мясо его и получило горький вкус, послуживший поводом к названию его горчаком.

Попадается горчак в сравнительно небольшом количестве, вместе с ельцом, подлещиком и тому подобной мелюзгой. Нерестится в апреле — мае, и нерестится, вероятно, стайками.

В обыкновенное время горчак цвета серебристого, спинка зеленоватая, полоска, идущая от середины тела и постепенно суживающаяся к хвосту,— синеватая; плавники прозрачные; радужина золотистая, с ярко-оранжевым пятном вверху; чешуйки в местах спая усеяны мелкими черненькими точечками.

Во время же нереста самец принимает прелестную радужную окраску: спина его становится зеленовато-бурой, жабры и бока отливают чудным розовым перламутром, который расплывается по всему телу; боковая полоска делается ярко-синей с металлическим отблеском, грудь и брюшко получают киноварный оттенок, а заднепроходный плавник, равно как и внешний край спинного плавника, становится багряно-красным. Кроме того, на носу и у глаз появляются мелкие бородавочки, которые исчезают не ранее как по окончании брачного периода.

Что касается до самки, то она цветом гораздо бледнее, плавников окрашенных не имеет, равно как не имеет и таких крупных бородавочек, но во время кладки яиц выпускает особенную красно-оранжевую трубку (рис. 7.115), которая, свешиваясь у нее позади заднепроходного отверстия, доходит до конца хвоста и придает рыбке крайне оригинальный вид. Трубка эта — яйцеклад, с помощью которого горчак выметывает икру. Икринки горчака относительно очень крупны, немногочисленны и отличаются темно-желтым цветом, сообщающим свою окраску и яйцекладу. Кроме того, икринки эти, будучи очень тесно скучены в яйцекладе, от сжатия принимают постоянно цилиндрическую форму.

Яички (икру) горчак выметывает не сразу и не в большом количестве, а в несколько приемов,— в продолжение 1 или 3 месяцев и кладет икру с помощью вышеупомянутой кожистой трубки в жабры двустворчатых раковин перловицы (Unio) и беззубки (Anodonta). О последнем факте узнали сравнительно недавно, лишь в 1863 году, а до этого времени предполагали, что икринки, попадающиеся в этих раковинах, принадлежат не горчаку, а оригинальной рыбке — подкаменщику (Cottus gobio), о котором подробно я говорил уже выше. Любопытное открытие это принадлежит харьковскому профессору Масловскому, которому удалось вывести из взятых в этих раковинах икринок рыбок, которые, выросши, оказались горчаками и притом самками, так как впоследствии у них у всех появились их характерные трубки. Трубки эти развились у них только на втором году, так что, следовательно, горчак достигает полной половой зрелости не ранее двух лет. Развитие же горчаков из икринок, взятых в раковинах моллюсков, показало еще, что икринки горчака оплодотворяются самцами уже после того, как они положены были самками в жабры моллюсков.

Горчак рыбка живая, веселая, легко уживается в аквариуме и служит одним из лучших его украшений. Сверх того, как рыбка, достигающая и в природе небольшого роста, она представляет для любителя аквариума немалый интерес и в том отношении, что, при соблюдении некоторых условий, может в аквариуме плодиться, к чему первым, так сказать, шансом является возможность определить пол это рыбки с легкостью, как ни у какой другой. Ибо яйцеклад, появляющийся у самки во время нереста, существует у нее в обыкновенное время, только в значительно меньшем размере (он имеет тогда вид маленького черного крючочка с желтым основанием); у самчика же бородавочки выступают часто задолго до времени нереста, так, напр., еще в январе месяце, а перья плавников начинают окрашиваться и того раньше.

Заинтересовавшись опытами над размножением горчака, я задумал попытать счастье и произвести их у себя в аквариуме. С этой целью я взял небольшой сосуд в 13 верш, длины, 8 верш, ширины и 8 высоты, положил на дно его на вершок речного песка, посадил несколько кустиков валлиснерии, поставил посередине куст циперуса, корни которого вылезали из горшка и расползались во все стороны, так что могли служить приятным убежищем для рыб, и поместил туда трех горчаков: одного самца и двух самочек. Долгое время, однако, я никак не мог добиться каких бы то ни было результатов, собственно потому, что нигде нельзя было достать ракушек Unio (рис. 7.114), которые во время нереста горчаков, что в аквариуме бывает обыкновенно очень рано, в феврале или самое позднее — в марте, т.е. в то время, когда все пруды и реки стоят у нас еще обыкновенно подо льдом, так далеко закапываются в ил, что дорыться до них почти не бывает никакой возможности.

Наконец, в 1882 году, после долгих ожиданий, благодаря любезности одного молодого любителя, я сделался наконец счастливым обладателем давно желанных ракушек. Число принесенных мне Unio было довольно значительно, но из них живыми оказались всего только три штуки.

Страшно трепетал я за жизнь этих трех драгоценных для меня существ, опасаясь, как бы они, от перемены воды и обстановки, не погибли. Вследствие этих опасений я поместил их не все сразу в аквариум, но рассортировал таким образом: один экземпляр, бывший пободрее и посвежее прочих, положил в аквариум с рыбой, другой — в пустой аквариум, а третий оставил в той банке и той воде, в которой все три были принесены мне. К счастью, однако, все они оказались вполне здоровыми и, погрузившись на²/₃ в песок, стали преисправно раскрывать свои створки. Обрадовавшись такому благополучию, я поторопился посадить всех их в аквариум к горчакам.

Лишь только горчаки заметили в аквариуме присутствие Unio, как в ту же минуту забили сильнейшую тревогу: плавая кругом раковин, они дотрагивались до них мордочками, точно желая заставить моллюска раскрыть створки, потом удалялись от них на минуту, гонялись друг за другом и снова стремительно бросались назад. Когда же ракушка, раскрыв створки, выставляла из них задний край епанчи, усаженный, как ресничками, бородавками, то горчаки, наперерыв друг перед другом, спешили притронуться к ним и старались ущипнуть их, как бы побуждая тем моллюска раздвинуть щель пошире. И, странное дело, моллюск этот, обыкновенно крайне чувствительный, закрывающий свою раковину даже при самом легком, случайном прикосновении к ней, теперь не только не проявлял ни малейшего беспокойства, но, напротив, казалось, даже испытывал некоторое удовольствие от этих прикосновений, так как створки его каждый раз действительно как будто раздвигались шире.

Так прошел первый день или, лучше сказать, первый вечер. Уже на следующее утро я был крайне поражен, взглянув на одну из самочек: яйцеклад ее, в виде маленького крючочка, обыкновенно едва заметный, в одну ночь вытянулся до того, что зашел за хвостовой плавник и волочился по дну; цветом и формой он стал походить на тонкого навозного червя, полежавшего некоторое время в воде, и наполнился чем-то красным, не то сгустками, не то жилками крови. Плавая, самочка старалась держаться больше дна и, проплывая над раковиной, приближала свой яйцеклад к моллюску, вероятно, для того, чтобы он мог втянуть в себя или выпускаемые яйцекладом икринки, или, может быть, даже и сам яйцеклад с помощью вышеупомянутого обсаженного бородавочками отверстия. У меня, по крайней мере, явилось такое предположение вследствие некоторых наблюдений. Во-первых, я заметил, что при взбалтывании находящейся на дне мути все частицы ее, расположенные вблизи бородавочного отверстия, быстро устремлялись в это отверстие, как в водосточную трубу. Во-вторых, когда я приводил раковину в такое положение, при котором задняя часть ее высоко поднималась над поверхностью дна, то горчаки до тех пор не отплывали от нее, пока она не раскрывала своих створок. Тогда они начинали щипать ее за выдающуюся, ниже бородавчатого отверстия, часть епанчи, как бы давая этим знать моллюску, что ему следует опустить раковину пониже. И действительно, повинуясь их желанию, моллюск подвигался вперед и опускал раковину до тех пор, пока бородавчатое отверстие ее не приходилось почти на уровне дна. Бывали, однако, и такие случаи, что выведенный из терпения моллюск вдруг сразу сжимал раковину и пускал из верхнего (близ порошицы) отверстия ее такой ток, что рыбы мгновенно отскакивали от нее, а попавшие в ток частицы подбрасывались на 4—5 вершков в вышину.

С самчиком в то же время происходило также нечто особенное. Он постоянно находился в какой-то тревоге, метался во все стороны, гонялся без устали за самочкой, ни на минуту не покидал ее, ласкался к ней, увивался; приближаясь же к раковине, он начинал так сильно дрожать, что все тело его трепетало, как осиновый лист; при этом он прикасался отверстием своей клоаки к отверстию епанчи с бородавочками и по временам выпускал даже из себя какую-то бесцветную жидкость, распускавшуюся в воде в виде облачка, подобного тому, которое производит пущенная в воду капля спирта.

В таком положении находилась брачная пара. Вторая же самочка все время оставалась равнодушной и спокойной и, как ни гонялся за ней самчик, яйцеклад ее сохранял по-прежнему вид маленького крючочка. Так прошло дня два. Затем яйцеклад первой самочки начал понемногу уменьшаться, так что дня через три уже значительно сократился, хотя не представлял собой, как прежде, едва заметного крючочка, но доходил до конца заднепроходного плавника.

Согласно описанию Зибольда, встречавшего в яйцекладе у мертвых горчаков, попадавшихся ему на базаре, целый ряд икринок, расположенных в виде четок, я ожидал появления того же и в яйцекладе наблюдаемой мной самочки; но, не видя ничего подобного, я решил, что самочка моя, вероятно, еще не вполне созрела и сократила свой яйцеклад только потому, что не в состоянии еще была выметать икру. Остановившись на этом предположении, я совсем успокоился и готов был ждать следующего года. Каково же было мое удивление, когда, спустя две недели после описанных явлений (замеченных мной в первый раз 12 февраля), яйцеклад у первой самочки вдруг опять удлинился.

Заинтригованный этой неожиданностью, я на другой же день, чуть не с рассветом, засел перед аквариумом и решил до тех пор не трогаться с места, пока не увижу последствий неожиданного явления. Как я, однако, ни смотрел и как ни разглядывал горчаков, кроме прежних описанных выше приемов, я ничего нового заметить не мог. Просидев таким образом часа четыре, если не пять, и потеряв наконец всякое терпение, я уже намеревался уйти, с тем чтобы более в этот день не наблюдать, как вдруг несказанно был озадачен, увидев у самочки внезапно появившееся близ конца яйцеклада утолщение, а в нем что-то похожее на икринку. Утолщение это было очень значительно. Оно вдвое или втрое превосходило толщину самого яйцеклада, а икринка имела форму небольшого рисового зерна и представляла две ясно отличимые части: одну небольшую, желтоватую (цвета сырцового шелка) и другую—более крупную, мутно-белую. Весь же яйцеклад, вместе с утолщением, имел теперь вид початка всем известного болотного растения, палочника, или рогоза (Typha latifolia), причем яйцеклад можно было сравнить со стеблем этого растения, утолщение с яичком — с початком, а конец яйцеклада, суживавшийся чуть не в ниточку,— с сохранившимся от мужских цветов засохшим тором.

Это оригинальное зрелище заставило меня снова засесть за аквариум и ждать, что будет дальше. Самочка, благодаря, вероятно, образовашемуся утолщению, с видимым трудом плавала от одной раковины к другой, а самчик или следовал за ней по пятам, или же, опередив ее, сам осматривал предварительно раковину и потом уже приглашал самочку следовать за собой. Приблизившись к раковине, самочка начинала раскачивать свою трубку из стороны в сторону, подобно тому, как слон раскачивает хоботом, и, поджимая ее под себя, пробовала по временам опустить ее в отверстие раковины. При этом трубка, под влиянием, вероятно, раздражения, несколько раздувалась и из совершенно мягкой становилась твердой, как бы каучуковой. Маневры эти продолжались минут десять. Наконец, решив, вероятно, что положение раковины удобно, самочка сильно ударилась об нее брюшком и, быстро подогнув под себя трубку, опустила ее всю в раковину. Это произошло так быстро, что я успел только заметить, что при выходе трубки (яйцеклада) из отверстия раковины она была так сильно раздута, что стенки ее представлялись в виде тончайшей папиросной бумаги или какой-нибудь ткани из паутины. Самчик бросился моментально вслед за самочкой, но раковина оказалась в неудобном для него положении, вследствие чего он, несмотря на старания, никак не мог пристроиться так, чтоб выпущенные им молоки попали внутрь моллюска.

После этой интересной сцены я стал следить еще внимательнее. Освободясь от своей тяжести, самочка начала носиться по аквариуму с удвоенной резвостью и, подплывая то к той, то к другой раковине, каждый раз обращалась к бородавчатому отверстию головкой и, казалось, внимательно рассматривала, довольно ли оно широко открыто и удобно ли расположено. То же делал и самчик. По временам, однако, самочка забивалась в чащу растений, как будто к чему-то там собираясь и подготовляясь. При этом я заметил, что в верхней части яйцеклада появилось теперь довольно значительное утолщение, в котором, как мне казалось, лежало что-то желтенькое, очень похожее на описанное мной яичко. Предположение это действительно вскоре оправдалось, ибо самочка, после одного из таких пребываний в гуще растений, поносившись немного по воде, приблизилась наконец к раковине и опустила в нее свою трубку. Хотя движение это было еще быстрее, чем в первый раз, хотя оно совершилось, так сказать, с быстротой молнии, так что не было никакой возможности заметить, положила ли она икринку или нет, но исчезновение желтенького содержимого в мешкообразном утолщении яйцеклада показывало ясно, что это была икринка и что икринка эта успела уже перейти из трубки в раковину; это подтвердилось еще более тем, что самчик тотчас же устремился к раковине и старался полить положенную икринку молоками.

Приемы эти повторили рыбки затем еще много и много раз и почти всегда в одной и той же форме и с той же неизменной быстротой, которая объяснила мне, почему я не видел, как клала яички самка при первом удлинении яйцеклада, и даже заподозрил ее в незрелости.

Кладка эта продолжалась опять около двух дней (самочка клала яички почти каждые 5—10 минут, так что число всех положенных ею яичек, мне кажется, должно было доходить до 30).

После этого трубка у самочки укоротилась, цвета самчика померкли, а раковины перестали раскрывать свои створки и глубоко зарылись в песок. Прошло две недели; я ждал нового повторения кладки, но ее не было. Не произошло ее также спустя и еще две недели, не произошло ее и еще через месяц. Все говорило о том, что она кончена. Трубки у самочки совсем не стало видно, самчик плавал бледный, как зимой, и только одни раковины по-прежнему переползали с места на место и раскрывали в солнечную погоду свои створки.

Рыбьих мальков, однако, в этот раз не вышло. Я хотел было вскрыть раковины, чтобы посмотреть, как расположены в них икринки, но пожалел, ожидая, не выйдут ли из них рыбки. Кроме того, в видах спасения ожидающейся молоди от обжорства больших горчаков я попробовал было одну из раковин переместить в пустой аквариум, но этим только испортил дело, так как потревоженный, вероятно, переменой места, воды и температуры моллюск тотчас же повыкидывал из себя все помещенные в него икринки. Всех икринок в раковине оказалось только восемь. Первые выброшенные были круглые, а последующие несколько продолговаты.

Второй опыт мне удалось произвести лишь два года спустя. Запасшись с осени ракушками, я с нетерпением ждал у рыбок первых признаков брачной поры (удлинение трубки у самочек, яркой окраски плавников у самцев и проч.) и, как только они появились, тотчас же поместил к ним этих моллюсков.

Как и два года тому назад, рыбки забили тотчас же тревогу и, не прошло нескольких дней, положили икру. Сопровождавшие эту кладку явления были во многом сходны с прежними, но и во многом разнились. Так, на этот раз я заметил, во-первых, что самки предпочитали маленькие раковины Unio большим раковинам Anodonta, которые, надо заметить, редко погружаются совсем в песок, как первые, и выглядывают, обыкновенно, из него наполовину, что гораздо неудобнее для опускания яйцеклада; а во-вторых, что раковины Anodonta то и дело выбрасывают из себя положенные в них икринки, чего в первый раз я не заметил. Какая причина этому выбрасыванию — пока не знаю, но нынешний год оно повторялось неоднократно не только у меня, но еще у одного знакомого мне любителя, и притом не только сейчас же по кладке, но и по прошествии нескольких дней. Был один даже случай, что из раковины был выброшен уже настолько развившийся зародыш, что в нем можно было наблюдать в микроскоп сердцебиение. Это выбрасывание икринок совершается с такой силой, что икринки вылетают на 10 и 12 вершков вверх. Из других особенностей кладки икры горчаком в нынешнем году должен отметить еще следующее.

Во-первых, срок между кладками сократился в нынешнем году наполовину, т.е. вместо прошлогодних 2—3 недель нынешней весной они клали через каждые 7—8 дней и притом так правильно, что день каждой следующей кладки можно было предсказать заранее.

Затем, число кладок в этом году было гораздо значительнее, чем прежде (когда их было всего 3), и трубка яйцеклада развивалась только за день до кладки и втягивалась тотчас же после нее.

Но самое интересное, что мне удалось подметить на этот раз, это, что рыбки опускают свой яйцеклад, а следовательно, и икринки, не в ресничное (ротовое), а в находящееся рядом с ним клоачное отверстие ракушки.

Этим легко объяснилось и другое интересное обстоятельство: почему ракушки так легко выбрасывают из себя положенные в них икринки, что при помещении их в ресничное отверстие, служащее, как известно, только для втягивания, а не выбрасывания, являлось совершенно непонятным.

Что касается до результатов кладки, то в этот раз они были несколько удачнее. После двух недель (17—20 дней) предпоследней из кладок выплыли у меня из раковин три рыбки вполне сформировавшиеся (рис. 7.115, 4) и со втянутым уже желточным пузырем. Одну из них я удалил из аквариума с родителями, а двух оставил, опасаясь, как бы перемена воды не подействовала на них гибельно. Но обе эти последние погибли, вероятнее всего съеденные отцами. Отсаженная же рыбка выросла прекрасно. Помещением для нее служила большая, густо заросшая водорослями и разной растительностью (преимущественно элодеей) стеклянная банка с песком на дне, а кормом служило бесчисленное множество дафний и циклопов, которые развелись здесь от нескольких штук, посаженных в начале весны.

На следующий год произошла опять кладка и на этот раз уже результаты ее были особенно благоприятны: от двух пар вывелось более 60 штук мальков, не считая тех, которые погибли вначале. Главной причиной такой удачи было отсаживанье родителей тотчас же по кладке ими икры и постоянное обновление ракушек. Отсаживанию этому способствовало отчасти устройство самого аквариума, который был разделен на несколько отделений. В каждое из таких отделений, засаженных хорошо водяной растительностью и снабженных песочным грунтом в не менее полтора вершка глубины, помещено было по нескольку ракушек и затем рыбки переводились постепенно из одного отделения в другое, по мере того как совершалась ими кладка.

Молодь раскармливалась сначала циклопами, дафниями и другими мелкими ракообразными, а затем резанным на кусочки мотылем. Всех достигших полного развития горчаков к следующей весне оказалось 30 штук, а на второй год некоторые из них уже, в свою очередь, положили икру, из которой вывелось второе поколение горчаков в аквариуме, результаты, каких еще не получилось в аквариуме ни с какой из других наших отечественных рыб. Поколение это оказалось значительно слабее; выведшиеся в прошлом году рыбки имеют вид трех-четырехмесячных мальков. Кроме того, и окраска их значительно слабее. Но, что любопытнее всего, это что все рыбы второго поколения самочки. Случайность ли это, или результат жизни в неволе, покажут дальнейшие опыты.

Что касается до вывода горчаков из раковин Unio, взятых с икрой горчаков в реке, то в журнале Zoologischer Garten мы читаем, между прочим, следующее сообщение:

«Д-р Шотт, заинтересовавшись горчаками, набрал в реке Майне около 20 штук ракушек и, удостоверившись в том, что они содержат в себе икру горчаков, поместил их в бассейне при купальне Греббе. Бассейн этот был расположен на открытом воздухе, имел около 6 футов в поперечнике и 1¹/₂ ф. в глубину и снабжался водой из реки Майна, бившей в нем в виде фонтана. Кроме ракушек Unio в бассейн были пущены еще моллюски Planordis corneus и Limnaea stagnalis, а из растений, помещены несколько экземпляров лягушника (Hydrocharis morsus Ranae), трехдольная ряска (Lemna trisulca), да стенки и дно бассейна, кроме того, были покрыты густым слоем водорослей. Прошло несколько дней (сколько — наверно не помнит), раковины выпустили из себя рыбью молодь, после чего все по одной были удалены из бассейна. Молодые рыбки, в числе 100 штук, развились в постоянно обновлявшейся воде прекрасно и все до одной сохранились до конца опыта. Пищей им служили сначала покрывавшие дно и стенки бассейна водоросли, а затем им давали время от времени рыбье мясо, которое превращали в порошок».

Из особенностей жизни горчака в аквариуме надо упомянуть еще о страсти его весной гоняться за другими рыбками, страсти, доходящей незадолго до нереста, а особенно во время нереста, до того, что он положительно загоняет всех других маленьких своих сожителей. Начинается это большей частью с того, что он играет с своим изображением в стекле: по целым часам толчется он перед зеркальными стенками аквариума, то опускаясь, то поднимаясь, дрожа всем телом и стараясь поймать, дотронуться до так заманчиво заигрывающей с ним мнимой рыбки. Но как он ни меняет положения тела, как ни меняет место игры, обманчивое изображение только следует за ним, а дотронуться до себя не дозволяет. И вот тогда-то, убедившись, наконец, в невозможности с ней сблизиться, он покидает своего безжалостного мучителя и пускается преследовать других, подходящих себе по цвету и росту, рыбок.

Живые эти пестро расцвеченные рыбки до того прелестны, что ими увлекаются даже простолюдины, и в Самарской губернии, напр., на реке Иргиз, крестьяне держат этих рыбок в банках с водой и кормят мухами. Вместо песка они кладут на дно мел, так как дно реки Иргиза меловое; на почве этой яркая окраска рыбки выделяется особенно рельефно.

В обыкновенное время горчак смирен, в особенности когда он еще не совсем свыкся с аквариумом, часто удаляется в темные уголки и ест очень мало, так мало, что, съев, например, одного-двух мотылей, он третьего уже совсем проглотить не может, а сосет его, по крайней мере, минут пять. Такая умеренность в пище, совершенно не сообразная с величиной тела рыбки, зависит, вероятно, от устройства ее желудка, которого пищевод, приспособленный к растительной пище, должно быть, настолько узок, что не может сразу вместить большого количества питательного вещества.

В аквариуме горчак больше держится на глубине, и если начинает плавать у поверхности, то это первый признак его нездоровья; признаком же нездоровья, даже очень опасного, служит изменение лиловатой окраски его тела в белую. Такое изменение, побеление горчака случилось у меня три раза, из которых два окончились смертью. Последний же раз, заметив это грозное явление, я посадил его тотчас же в соленую холодную воду и тем, вероятно, спас от неминуемой гибели.

Горчаки одарены необыкновенно тонким слухом, так что где бы ни стукнули в аквариум, они тотчас же различают место стука. Я делал такого рода опыты. Садился перед аквариумом и начинал раздавать рыбам мотыля. Горчаки с жадностью бросались на него и наперебой вырывали друг у друга. Затем, в то время, когда они были так заняты, начинал где-нибудь совсем в другой стороне барабанить о нижний карниз аквариума пальцами. Горчаки тотчас же замечали этот звук, немедленно устремлялись все вместе в сторону, где я стучал, и не отходили от этого места до тех пор, пока я не переставал барабанить. При этом они как бы выражали даже некоторое удовольствие, потому что мордочки их так и стукались в то место, откуда раздавался звук. Но привлекал их только глухой звук. Когда же я начинал ударять в аквариум не пальцами, а чем-нибудь металлическим — кольцами ножниц, ножом, то резкий звук этот, должно быть, действовал на них неприятно, так как в этом случае они никогда к месту стука не приближались.

Предполагая, что горчаков привлекал в первом случае, быть может, не столько звук, сколько движение пальцев, я заменял пальцы деревянной, обмотанной тряпкой палкой, и тогда горчаки опять-таки приближались. Наконец, я менял место звука: ударял то тут, то там, то в карниз, то в стекло — и каждый раз, где только раздавался удар, туда они и устремлялись.

Горчаки любят аквариум, густо засаженный водяными растениями, и там, где нет этих растений, положительно не живут. Я знаю многих любителей, которые постоянно жалуются, что у них горчаки не держатся; у этих любителей в аквариуме нет никакой растительности. Другие же, наоборот, очень довольны ими — у них растительности обилие. Помещенные в аквариумы без растений, горчаки постоянно как бы ищут чего-то и носятся взад и вперед, пугаются при малейшем шуме и выпрыгивают из бассейна, лишь только пополнее наполнить его водой. Особенно же не любят они круглых банок и, выставленные в подобных сосудах на солнечный припек, гибнут необычайно скоро.

В заключение скажу, что из самок, по-видимому, не все способны развивать яйцеклад. По крайней мере, на мысль эту наводит меня одна из бывших у меня самок, которая, как я предполагал прежде, не развивала своего яйцеклада только оттого, что у нее не было отдельного самца, но теперь оказалось, что она не в состоянии была его развить даже и тогда, когда ей дан был этот самец, даже и тогда, когда к ней помещены были нынешней весной несколько самцов...

Затем, что молодые, недавно помещенные в аквариум горчаки, как самцы, так и особенно самки, нерестятся скорее, нежели те, которые живут в неволе давно, и, наконец, что окраска вновь посаженных самцов всегда бывает ярче, нежели уже живущих.

Верховка, верхоплавка. — Leucaspius delineatus Heck. (рис. 7.116)

Самая маленькая из всех русских рыб, известная в продаже под именем малявки. Голова ее окрашена более темным цветом и довольно резко отделяется от зеленовато-желтой, как бы покрытой мелкой сеткой спины; бока, брюхо покрыты почти сплошной блестящей, серебристой, легко отделяющейся чешуей, отсвечивающей синим металлическим блеском. На теле встречаются местами блестящие черные бугорки, имеющие вид попавших в него крупных песчинок. Бугорки эти появляются преимущественно осенью или весной, так что, быть может, имеют некоторую связь с временем нереста или с половым развитием. Что же это за бугорки такие, из чего они состоят и есть ли это просто наросты или действительно попавшее как-нибудь случайно постороннее тело — не знаю. Но интересно то, что бугорки эти остаются постоянно в первоначальной своей величине и, раз появившись, уже никогда более не исчезают. Кроме того, бугорки эти бывают не у всех верховок, и вот, например, передо мной теперь их штук 30, а ни у одной из них их нет и в помине.

Верховка любит тихие, неглубокие места рек и прудов с чистым песчаным дном и постоянно держится у самой поверхности воды. Здесь плавает она многочисленными стаями и снует беспрестанно взад и вперед, отливая на солнце то синевой, то серебром. Но особенно прелестен вид малявок бывает в аквариуме вечером, когда он освещен сбоку сильным светом лампы, или днем, когда в него ударяет солнце. Тогда живые рыбки эти блестят, как тысячи разноцветных искорок и, быстро мелькая на темном фоне воды, кажутся массой быстро движущихся серебристых листочков. Конечно, для произведения такого эффектного зрелища надо не 5 и не 10 малявок, а, по крайней мере, штук 50.

Верховки отличаются не меньшей прожорливостью, чем уклейки, и хватают решительно все, что им попадается. Стоит только бросить что-нибудь в воду, как они стремглав бросаются на упавший предмет и, если это кусок хлеба, быстро разрывают его на мельчайшие части, гоняются друг за другом, отнимают крошки и подхватывают тонущие на дно.

Интересно также, с какой жадностью, с каким остервенением бросаются они на мотыля или червяка, которого держишь над водой; они не только собираются вокруг него массами, но выскакивают из воды и наперебой, крепко вцепившись в него, изо всех сил стараются вырвать из вашей руки. Бывают даже случаи, что верховка так сильно заглатывает мотыля, что ее можно приподнять и даже поймать. Вообще они отличаются необычайной смелостью и нисколько не смущаются присутствием человека.

О нересте верховки на воле известно только то, что он бывает обыкновенно в апреле или мае и что она любит приклеивать свою икру к мелкой траве; а потому рыборазводчики для того, чтобы получить икру, из которой они потом выводят мальков, идущих в пищу судачкам и другим разводимым ими рыбкам, помещают на солнечной стороне на мелких песчаных отмелях близ берега куски дерна. Омываемые слегка водой травинки его привлекают верховок, которые и усыпают их своей икрой как мелким бисером. Если же нет дерна, то по краям воды кладут свежие корни, прикрытые землей, и на пускаемых ими побегах верховки также прикрепляют свою икру.

В неволе верховки метали икру неоднократно. Для своего нереста они требуют аквариум величиной не менее 2 ведер воды, засаженный растениями с толстыми черешками листьев и цветочными стеблями, как, напр., стрелолист, лимнохарис, частуха и т. п. У одного петроградского любителя они метали на черенках лимнохариса, очистив их предварительно от покрывавших их сувоек и осевшего на них осадка мути.

Икрометание производится при помощи появляющейся в это время у самочки небольшой трубочки-яйцеклада, которой она прикрепляет икринки к растениям. Икринки облепляют черешки кольцами, так что по окончании икрометания некоторые из них покрыты как бы муфточками из икринок, красиво сверкающих на солнце, как бисеринки.

Кладка продолжается несколько дней, и часто на одном стебле таких муфточек бывает две, три и более. Икру эту верховки откладывают не только на стебли, но и на листья и даже на желобки черешков болотных растений.

Икру родители не поедают, а самец даже все время обмахивает плавниками, не позволяя самке к ней приближаться.

Мальки выклевываются при температуре +14° по Р. — на третий день. Сначала они висят беспомощно на растениях и стеклах и свободно плавать начинают лишь по прошествии нескольких дней. Кормом им служат в продолжение первых недель инфузории, а затем они едят уже отлично и мелких циклопов. Месяца через два достигают 1 сантиметра длины, а на следующую весну мечут и сами икру.

В аквариуме рыбки эти чрезвычайно забавны; они редко плавают в одиночку, но больше маленькими стайками, и куда поплывет одна, туда за ней тотчас и другая. Часто также облюбуют почему-то какой-нибудь, большей частью темный, уголок и, скучившись, стоят в нем по целым часам, потряхивая только хвостиками да плавниками. Что за причина такого похожего на роенье пчел скучивания — этого я также никак не мог добиться, но разогнать их в это время нет никакой возможности. В первую минуту, испугавшись, они, правда, расплывутся, но не пройдет и мгновения, как снова все очутятся вместе. В особенности часто бывает это явление тогда, когда в аквариуме нет никакой растительности и когда он занят исключительно только одними верховками. Кроме того, на него, как мне кажется, имеет также немалое влияние и пасмурная погода. По крайней мере, в дождливую погоду мне его чаще приходилось наблюдать.

Верховке, впрочем, не особенно-то хорошо живется в аквариуме. Во-первых, для нее чрезвычайно чувствителен недостаток прозрачной воды, а во-вторых, здесь ей нет никогда покоя от более крупных рыб. Чуть проголодается какая-нибудь обжора вроде окуня или линя, как тотчас же начинает гоняться за верховкой, и хотя большей частью она и отделывается одними только ушибами да усталостью, но бывают, однако, случаи, что и попадет в желудок обжоры. Гибнет в аквариуме верховка также еще и оттого, что любит подпрыгивать над водой и, упав на пол, засыхает. Во избежание этой неприятности надо аквариум не наполнять водой доверху или же прикрывать его кисеей. В особенности же надо наблюдать за этим в лунные ночи, так как в эти именно ночи, вероятно под влиянием лунного света, верховка, да и вообще вся остальная рыба, особенно сильно играет.

Достать верховку можно во всех магазинах аквариумов, а летом так и самому нетрудно наловить. Для этого стоит только натереть решето тестом с мукой и опустить его невдалеке от того места, где собираются верховки. Почуяв добычу, они бросятся к решету и через минуту в нем будет уже несколько штук. Повторив этот маневр несколько раз подряд, можно наловить их целые сотни.

Покупая верховок, надо избегать приобретать самых крупных (дюйма в 2 и 2¹/₂), так как, будучи чрезвычайно дики и пугливы, они при малейшем стуке, шуме начинают метаться как очумелые по аквариуму и, ударяясь то и дело о стекла, до того себе разбивают морду, что наконец околевают. Кроме того, большие верховки, попав в аквариум, долго не хотят ничего есть, а потому гибнут часто также и просто от истощения сил.

Лучше всего покупать верховок глубокой осенью или зимой, так как приобретаемая летом, даже весной, верховка почему-то особенно быстро засыпает.

Красноперка. — Scardinius erythrophtalmus Bonap. (рис. 7.117)

Очень красивая, похожая на плотву рыба, получившая свое название от кроваво-красного цвета своих плавников и хвоста. Спина у нее темно-бурая с голубоватым или зеленоватым отливом; бока — блестяще-желто-золотистые; края чешуек — с золотисто-коричневой каймой; глаза — оранжевые с ярко-красным пятном в верхней половине. Вообще красноперка одна из самых красивых русских рыб; в особенности же редко попадающаяся ее разновидность с красной чешуей, называемая в Вышнем Волочке, откуда вывезенные экземпляры мне приходилось видеть, корольком, или князьком.

Рыба эта принадлежит к мелким и редко бывает в длину более четырех вершков. Водится преимущественно в Южной и Юго-Западной России, хотя не составляет редкости и в Средней. Любимым ее местопребыванием служат заливы рек, а также проточные пруды и озера, густо заросшие водяными растениями.

Красноперка рыба очень вялая и ленивая, постоянно держится в траве, не любит сильного течения и питается большей частью мотылем и растениями, особенно так называемым шелковником — плавающей всюду в затишьях ярко-зеленой волосообразной нитчатой водорослью, и потому очень пригодна для аквариума.

Нерест красноперки начинается довольно поздно — в конце мая или даже в июне, вообще тогда, когда температура воды не спадает уже ниже 10—12° тепла по Реомюру. С наступлением этого времени на голове и спине самчиков появляются зернистые бородавочки и все они окрашиваются в необыкновенно яркие цвета. Затем следует метание икры, которое красноперки производят в траве и камышах и большей частью не в один прием, а в несколько. При этом количество выметываемой икры бывает всегда весьма значительно, так как в фунтовом икрянике ее уже начитывают до 100000 зерен.

На свое развитие икра красноперки требует около 6 дней, после чего выведшаяся молодь держится сначала в мелкой воде, густо поросшей осокой и другими водяными растениями, а затем переходит в камыши и особенно в прогалины между камышей, где обыкновенно держатся также и взрослые красноперки.

Редко достигая величины более четырех вершков, небольшая рыбка эта может в аквариуме также и плодиться.

Для размножения аквариум необходимо засаживать густо перистолистником, на который самочки откладывают свою икру охотнее всего. По окончании икрометания производителей удаляют. Молодь выходит через 5—6 дней и висит первое время в виде комариков на растениях и стеклах, но через день уже весело начинает плавать по аквариуму.

Комментировать эту книгу.

Предыдущая || Следующая || Оглавление